Неточные совпадения
Наконец глуповцы не вытерпели: предводительствуемые излюбленным гражданином Пузановым, они выстроились в каре перед присутственными местами и требовали к
народному суду помощника градоначальника, грозя в противном случае разнести и его самого, и его
дом.
Женитьба на Антониде Ивановне была одним из следствий этого увлечения тайниками
народной жизни: Половодову понравились ее наливные плечи, ее белая шея, и Антонида Ивановна пошла в pendant к только что отделанному
дому с его расписными потолками и синими петухами.
В России, в душе
народной есть какое-то бесконечное искание, искание невидимого града Китежа, незримого
дома.
Эта остановка при начале, это незавершение своего дела, эти
дома без крыши, фундаменты без
домов и пышные сени, ведущие в скромное жилье, — совершенно в русском
народном духе.
Это известие ужасно поразило Харитину. У нее точно что оборвалось в груди. Ведь это она, Харитина, кругом виновата, что сестра с горя спилась. Да, она… Ей живо представился весь ужас положения всей семьи Галактиона, иллюстрировавшегося
народною поговоркой: муж пьет — крыша горит, жена запила — весь
дом. Дальше она уже плохо понимала, что ей говорил Замараев о каком-то стеариновом заводе, об Ечкине, который затягивает богоданного тятеньку в это дело, и т. д.
Для гудевшего на улице народа на балконе господского
дома играла музыка, и ночной воздух при каждом хлопке взвивавшихся кверху огненными дугами ракет потрясался взрывами
народного восторга.
В другой половине
дома, рядом с почтовым отделением, была открыта на собранные пожертвования
народная библиотека, названная именем В.А. Гольцева. Эта вывеска красовалась не более недели: явилась полиция, и слова «имени Гольцева» и «
народная» были уничтожены, а оставлено только одно — «библиотека». Так грозно было в те времена имя Гольцева и слово «народ» для властей.
Поэтому, хотя в программе раута стояли"Рассказы из
народного быта", но Грызунов, сообразивши, что литературе в его
доме не везет (пожалуй, опять кто-нибудь закричит: караул!), решился пропустить этот номер.
Оказалось, что Софья Павловна Медынская, жена богача-архитектора, известная всему городу своей неутомимостью по части устройства разных благотворительных затей, — уговорила Игната пожертвовать семьдесят пять тысяч на ночлежный
дом и
народную библиотеку с читальней.
Третий, еще более скабрезный вопрос представляют публичные сборища, митинги и т. д., которые также известным образом отражаются на
народной жизни и, конечно, не меньше питейных
домов имеют право на внимание статистики. Не изъять ли, однако ж, и его? Потому что ведь эти статистики бог их знает! — пожалуй, таких сравнительных таблиц наиздают, что и жить совсем будет нельзя!
Серый день улыбнулся над
домом беспутства и оргий, и спящая пленница входила в этот
дом сонной царевной, которые, по
народному поверью, всегда так беспятненно чисты и без сравнения прекрасны.
Она указывала Русским Авторам новые предметы, вредные пороки общества, которые должны осмеивать Талии; черты характера
народного, которые требуют кисти таланта; писала для юных Отраслей Августейшего
Дому Своего нравоучительные повести; но всего более, чувствуя важность отечественной Истории (и предчувствуя, что сия История должна некогда украситься и возвеличиться Ею!), занималась Российскими летописями, изъясняла их, соединяя предложение действий с философскими мыслями, и драгоценные труды Свои для Публики издавала.
Граждане в сию последнюю ночь власти
народной не смыкали глаз своих, сидели на Великой площади, ходили по стогнам, нарочно приближались к вратам, где стояла воинская стража, и на вопрос ее: «Кто они?» — еще с тайным удовольствием ответствовали: «Вольные люди новогородские!» Везде было движение, огни не угасали в
домах: только в жилище Борецких все казалось мертвым.
— Было время, и вы помните его, — продолжала Марфа, — когда мать ваша жила единственно для супруга и семейства в тишине
дома своего, боялась шума
народного и только в храмы священные ходила по стогнам, не знала ни вольности, ни рабства, не знала, повинуясь сладкому закону любви, что есть другие законы в свете, от которых зависит счастие и бедствие людей.
С тех пор
дом утратил свое прежнее значение жилого дворца, а по
народному выражению — «пошел под кадетов».
На Пасхе усопших не поминают. Таков
народный обычай, так и церковный устав положил… В великий праздник Воскресенья нет речи о смерти, нет помина о тлении. «Смерти празднуем умерщвление!..» — поют и в церквах и в раскольничьих моленных, а на обительских трапезах и по
домам благочестивых людей читаются восторженные слова Златоуста и гремят победные клики апостола Павла: «Где ти, смерте жало? где ти, аде победа?..» Нет смерти, нет и мертвых — все живы в воскресшем Христе.
Разумеется, все эти нынешние мои воспоминания охватывают один небольшой район нашей ближайшей местности (Орловский, Мценский и Малоархангельскии уезды) и отражаются в моей памяти только в той форме, в какой они могли быть доступны «барчуку», жившему под родительским крылом, в защищенном от бедствия господском
доме, — и потом воспоминания эти так неполны, бессвязны, отрывочны и поверхностны, что они отнюдь не могут представить многостороннюю картину
народного бедствия, но в них все-таки, может быть, найдется нечто пригодное к тому, чтобы представить хоть кое-что из тех обстоятельств, какими сопровождалась ужасная зима в глухой, бесхлебной деревеньке сороковых годов.
Сквозь пролетные арки соседнего
дома министерства
народного просвещения, несмотря на огонь адского пожара, порою открывалось вдали на несколько мгновений небо, все багровое от последних лучей заходящего солнца.
Пошли в библиотеку, — в ней помещался отдел
народного образования. За столом сидела секретарша Отдела и библиотекарша Конкордия Дмитриевна, дочь священника Воздвиженского. Катя подробно стала знакомиться с делами. Был уже открыт клуб,
дом ребенка, школа грамоты. Капралов просил устроить присылку из города лекторов по общеобразовательным предметам и режиссера для организации любительских спектаклей.
Приехал из Арматлука столяр Капралов, — его выбрали заведовать местным отделом
народного образования. Он был трезв, и еще больше Катю поражало несоответствие его простонародных выражений с умными, странно-интеллигентными глазами. Профессор и Катя долго беседовали с ним, наметили втроем открытие рабоче-крестьянского клуба,
дома ребенка, школы грамоты. Капралов расспрашивал, что у них по
народному образованию делается в городе, на лету ловил всякую мысль, и толковать с ним было одно удовольствие.
Московские традиции и преданность Островскому представлял собою и Горбунов, которого я стал вне сцены видать у начальника репертуара Федорова, где он считался как бы своим человеком. Как рассказчик — и с подмостков и в
домах — он был уже первый увеселитель Петербурга. По обычаю того времени, свои
народные рассказы он исполнял всегда в русской одежде и непременно в красной рубахе.
Как уроженец Нижнего я с детства наслушался тамошнего
народного говора на"он"и в городе, от дворовых, мещан, купцов, и в деревне от мужиков. Но нижегородский говор отличается от костромского. Когда к нам в
дом летом приходили работники костромские (плотники из Галичского уезда, почему народ, в том числе и наши дворовые, всегда звали их"галки"), я прислушивался к их говору и любил болтать с ними.
Толпа в несколько тысяч человек (далеко не пятнадцать,как телеграфировал Стэнлей) наполняла небольшую четырехугольную площадь, всю обставленную
домами, — толпа действительно
народная, страстно, но сдержанно внимавшая ораторам, которые говорили с балкона, где помещались и все мы — корреспонденты. А в короткие антракты раздавались крики продавцов холодной воды и лакомств, сливавшиеся с музыкальным гулом толпы, где преобладали подгородние крестьяне.
И рядом со всем этим вы и здесь, и там, и на больших пространствах находите то, что вам не даст Париж — ни такой реки, ни такой пристани, ни таких
домов, ни таких парков, ни таких зданий, как парламент, ни таких катаний, как в Гайд-Парке, ни таких
народных митингов, как на Трафальгар-Сквере.
Поражающее неравенство в положении офицерства и солдат, голодавшие
дома семьи, бившие в глаза неустройства и неурядицы войны, разрушенное обаяние русского оружия, шедшие из России вести о грозных
народных движениях, — все это наполняло солдатские души смутною, хаотическою злобою, жаждою мести кому-то, желанием что-то бить, что-то разрушать, желанием всю жизнь взмести в одном воющем, грозном, пьяно-вольном урагане.
В Новгороде остался только советник Марфы, шляхтич Зверженовский, которого она скрывала в своем
доме от
народной ярости.
Остались в
домах недвижный больной, или мать с грудным младенцем, боявшаяся подвергнуть его опасностям
народной тесноты, или слепец, которому воображение заменяло и зодчих, и живописцев, и самые чудеса природы; но и те с нетерпением ожидали рассказов о чудном ледяном
доме.
На обширном лугу, против господского
дома, расставлены были качели разного устройства, палатки с деревенскими лакомствами, балаганы с
народными увеселениями, стояли бочки с вином, пивом и медом.
Изредка собирались в
дом крестьянки, «бабы и девки», так как государыня любила
народные песни.
Теперь ей взбрела мысль, как говорил отец, идти на
народное гулянье с своим кузеном, не в полдень с двором, а вместе с народом, с дворником и помощником кучера, которые шли из их
дома и собирались выходить рано утром.
Таким образом, муза поэта, ненавидевшего
народные несуразности, изловлена где-то в то время, как она гуляла в ароматном цветнике или неслась над деревнею по воздуху, слетев с уст певицы, «запузыривавшей» за фортепианом в дворянском
доме.